ПРОТЕСТ
Синица
в клетке не жилица.
А воробей, он хоть куда,
Он ест и пьёт, и веселится,
Ему неволя не беда...
А
вот синица - не жилица.
Посадишь, глянешь: лапки вверх.
Ну были б то: журавль, жар-птица,
Понятней стал бы неуспех.
Откуда ж в птахе лилипутской
Самоубийственный протест?...
Мороз на воле крепко русский.
И корма нет. И кошка есть.
А
ты - сама... не понимаю!
И не пойму! И - не хочу.
Кормушку лучше сколочу.
А клетку эту разломаю. |
ПЛАМЯ
Полено,
предназначенное в печь,
Напоминает по своей структуре
Край новой книги. И в его натуре,
Тепла, сгорая, из себя извлечь -
Побольше, право, чем иная
книга,
До сердца доходящего тепла.
Талантлива - до искорки, до мига -
Жизнь дерева, сгоревшего дотла.
Такие вдруг «структурные»
дела -
Приходят в ум, когда земля бела:
Когда и зуб не попадает на зуб.
И глаз от скукотищи лезет на
лоб.
И хочется, чтоб книга расцвела!..
И пламя пчёл над нею трепетало б |
ДВА
ГОЛОСА
Ладони ломая о лёд,
закатное солнце орёт:
«Ах, люди, спасите, тону!».
Окурок швырну в полынью:
«Тони, мой кумир, чёрт с тобою,
взойдёт утром солнце другое.
Прощай, дорогое светило, -
ты слишком мне слабо светило.
Не
зол я отнюдь и не весел,
терпеть не могу добродетель.
Тонуть надо очень красиво -
и будешь ты в памяти живо...»
Ладони ломая о лёд,
закатное солнце зовёт:
«Ах, люди, спасите, тону».
Я вдруг машинально шагну:
«Дай лапу, моё дорогое!
Взойдёт утром солнце другое.
Но ты мне сегодня светило, -
звездою ночной стань, светило!
Земных злодеяний свидетель,
я тоже так ждал добродетель.
И понял, что несправедливо -
тонуть даже очень красиво...» |